На огонек

На огонек

Рав Исраэль Парипский

«Шум послышался в чаще, неподалёку. Все в страхе бесшумно легли на землю. Даже дети, почувствовав опасность, не издавали ни звука. После долгих минут напряжения проводник, находившийся во главе вереницы, ошибочно решив, что опасность миновала, привстал и передал по цепочке команду продолжать движение…» – смакуя, рассказывал пожилой еврей.

Живя в одном из старейших кварталов Иерусалима, я много раз слышал эту историю от местных коренных жителей, которую те, в свою очередь, узнали от своих соседей, до конца дней сохранивших в памяти свои давние переживания. Словом, перед вами документальный рассказ.

Один еврей жил в Бессарабии, в каком-то заштатном местечке, название которого до нас не дошло. Оно находилось вблизи российской границы и в 1940 году по пакту Молотова-Риббентропа отошло к Советскому Союзу. Конечно же, слухи о предстоящих переменах до нашего еврея как-то долетали. Но он не придавал им особого значения: «Может, будет… Может, не будет…. И вообще, мы такие маленькие, никому не интересные…Скорее всего, на нас это никак не отразится».

И вот, однажды утром выходит он из синагоги и обнаруживает, что власть переменилась. По улицам развинченной походкой прогуливаются бравые красноармейцы, вид у них довольный, бесстрашный и, в целом, чуждый… Кто-то из них ещё только осматривается, а кто-то уже с громким хохотом носится за бабами и девицами, - из-за плетней то там, то здесь слышен отчаянный женский крик… На углу крупный парень в галифе и гимнастёрке схватил соседского мальчика, а другой, вооружившись ножницами, «делает ему прическу», остригая пейсы. Семилетний ребёнок плачет, даже не пытаясь вырваться. Ещё один любуется в стороне. Все трое хохочут от души.

Еврей наш – ни жив, ни мёртв, забежав домой, долго молится, благодарит Б-га, что дочери уже выросли, вышли замуж и уехали, а жена умерла год назад, пусть покоится с миром и не видит всего этого безобразия.… И тут на память ему приходит разговор, слышанный им какое-то время назад. Тогда наш герой не придал услышанному большого значения, понадеялся, что все еще обойдется. А вот сейчас, когда понял, что зря надеялся, со всей ясностью вспомнил. Вспомнил, как два еврея говорили о том, что если таки придут красные, останется только побыстрее унести ноги, и что есть один верный человек, знающий местность, как свои пять пальцев. Он, правда, берет хорошие деньги, но кто считает, когда вопрос касается жизни и смерти…

В синагоге, которую, в рамках борьбы с мракобесием теперь собирались закрыть, нашлись люди, знавшие того проводника. Названная сумма была астрономической(!), и нужно было несколько дней подождать: проводник не работает по индивидуальным заказам, должна собраться группа из десяти-пятнадцати человек.

Стал еврей готовиться к переходу. Распродал все ценное. Что не продалось, раздал. Оставшееся имущество у него в мешок поместилось. Наконец, ему говорят: завтра, когда начнут спускаться сумерки, тебе следует быть там-то и там-то. Он, конечно, рад. Ожидание его измотало. Но с другой стороны… завтра первый ханукальный вечер. А в дороге свечи не зажечь! Ни разу еще в жизни он не пропускал зажигание ханукальных свечей! Как же быть сейчас? Путь предстоит немалый, как раз до утра. Вот незадача! На всякий случай он прячет в мешок несколько обернутых тряпицей свечек и коробок со спичками. А вдруг удастся!

Идут они в кромешной темноте и полной тишине. Холодно так, что глаза слезятся. Каким-то нечеловеческим, кошачьим зрением проводник угадывает тропку, остальные следуют за ним. Наш еврей пробирается вперёд и шепотом спрашивает, будет ли остановка. Ведущий группу решает, что пожилой мужчина устал, и также шепотом отвечает: «За перевалом! Сил хватит?». Еврей машет головой: «Мне бы свечку зажечь...»

Если бы проводник мог заорать, то заорал бы! Но не мог. Поэтому прошипел: «Какие свечи!? Какой огонь!? Вы что, уважаемый, ополоумели???»

Долгое время продолжают идти молча, каждый сосредоточен лишь на том, чтобы правильно поставить ногу. Ближе к утру поднимается резкий ветер, разгоняет тучи. Но вот, перевал позади, до границы рукой подать, пара километров, не больше. Мириады сверкающих звёзд вдруг озаряют одинокую заброшенную хижину, проводник передаёт по цепочке: «Привал!».Все входят в тесное, нетопленное помещение, отряхиваются, снимают мешки. Ну и зима! Снега чуть, а мороз трескучий!

Еврей не выдерживает. Ни у кого не спрашивая разрешения, он достаёт из своего мешка свечку, ставит на пол и поджигает. Язычок пламени дрожит и подпрыгивает в холодном воздухе. Немая сцена. Присутствующие словно в столбняке, не в силах проронить ни слова. После стольких тревог, такого трудного пути погореть на том, что какой-то еврей решил отметить Хануку?! Немыслимо! И не успевают они додумать эту мысль до конца, как в сторожку врывается красноармеец….

Все как один, не дожидаясь команды, поднимают руки вверх. «Ага! – говорит солдат весело. – Может, и к стенке станете?! Кр-р-р-у-у-у-гом!» Группа, включая проводника, послушно поворачивается лицом к стене. Ну, еврей!!! Ну, га-а-ад!!! Вот бы растерзать его на мелкие кусочки, да не пошевелишься. Красноармеец передёргивает затвор, но почему-то медлит с выстрелом. Тишина. Кажется, что слышен стук перепуганных сердец. И вдруг раздаётся звонкий смех: «Эй! Отбой! Хватит комедии! – говорит солдат на идиш и от души заливается смехом. – Ну же! Шутка! Шутка, понимаете? Или вы сами никогда не шутили? Вот! Пейте! Ну? – и протягивает им флягу с водкой. – Да, я коммунист! Я десять лет в партии! А только… Знаете, я ведь вас веду уже пару часов… Ждал момента… Думал, на привале всех тихо-спокойно повяжу! А тут такой сюрприз! Ханукальная свеча! Глазам своим не поверил! Мой отец… Мой отец, когда зажигал свечи… а мы... я, братья и сёстры, пели и танцевали… Жарко горел огонь в печи… были всякие сладости… Их делала мама… – он шмыгнул носом и смахнул слезу. Подошел к свече, протянул ладони к пламени. – Так же тепло, как в детстве... Когда увидел, что в доме зажглась свеча, решил – померещилось. Жаль, как не хочется уходить… Ладно, вам пора! Запоминайте, где расставлены дозоры…»

Так наш герой благополучно пересёк границу и остаток жизни прожил в Иерусалиме…

Вдумаемся, какое огромное значение для детей имеет трепетное и тёплое отношение к заповедям в их доме!