Несколько дней назад в израильском городе Кфар-Хабад состоялось внесение в синагогу Свитка Торы, написанного для поднятия души рабби Шломо Майданчика. Он был неутомимым общественным деятелем, председателем Объединения хасидов Хабада в Израиле, а также известной фигурой в Кнессете и дипломатических кругах. Его внучка, г‑жа Нехама-Дина, супруга р. Шнеура-Залмана Виглера, да продлятся их дни, сегодня является посланницей Любавичского Ребе в Одессе.


В торжественной церемонии написания последних букв Свитка, которая состоялась в доме семьи Майданчик, приняли участие известные раввины, посланники, влиятельные и высокопоставленные лица. Вечером того же дня состоялось шествие и внесение Свитка Торы в синагогу, расположенную в «Севен севенти» в Кфар-Хабаде (это здание является копией штаб-квартиры Хабада в Нью-Йорке). Церемония завершилась большой праздничной трапезой по случаю исполнения заповеди.


Кем же был рав Шломо Майданчик?



В пятидесятые годы прошлого столетия, когда железные дороги еще не были электрифицированы, поезда двигались с помощью паровой тяги. Вода, нагреваясь в паровом котле, превращалась в пар и приводила в движение паровую машину. В те времена Шломо Майданчик работал машинистом на израильской железной дороге. Однажды во время движения поезда произошел внезапный выброс пара в кабину локомотива. Температура и давление пара были настолько высоки, что могли уничтожить все живое. Помощника машиниста, который находился вместе с ним в кабине паровоза, выбросило наружу, и он сильно пострадал. Шломо же с завидным хладнокровием ухитрился включить экстренное торможение. Поезд замедлил ход, и только тогда он выскочил из огнедышащей кабины, пробежал вдоль путей около километра, пока поезд не остановился, а потом снова поднялся в раскаленную кабину и закрыл паровой вентиль, предотвратив тем самым возгорание поезда и гибель пассажиров.


Откуда у Шломо Майданчика взялось столько решимости и силы для самопожертвования, чтобы совершить этот подвиг? Он репатриировался из СССР — до отъезда жил в Ташкенте, где выучился на машиниста. После окончания Второй мировой войны Шломо почувствовал тягу к иудаизму. Небеса указали ему путь в синагогу в Ташкенте, где он встретил евреев с бородой, внешне напоминавших его отца, — это были хасиды Хабада. В те времена любое проявление религиозности было строго запрещено, и хабадники опасались появления в их среде шпионов и доносчиков. Увидев, что молодой человек, которого никто не знал, начал посещать их синагогу, хасиды заподозрили в нем коммуниста, посланного шпионить за ними. Поэтому они сторонились его и не обменялись с ним даже парой слов. Среди них был дедушка моей жены Аѓарон Хазан, который, благодаря своей проницательности, определил, что этот молодой человек не информатор, сотрудничающий с властями, а простой еврейский парень, ищущий путь приблизиться к иудаизму. Рав Аѓарон решил помочь ему.


В 5709 (1949) году Шломо Майданчик репатриировался в Израиль и сразу же получил работу машиниста паровоза. Утром 7 августа 1949 года возобновилось движение поездов на железнодорожной линии Тель-Авив — Иерусалим. В восемь часов утра празднично украшенный поезд двинулся в сторону Иерусалима. Среди его почетных пассажиров был тогдашний премьер-министр Израиля — Давид Бен-Гурион. Толпы народа стояли вдоль путей и бурными аплодисментами приветствовали прохождение состава. Машинистом этого поезда был Шломо Майданчик… Годы спустя он рассказывал, что для него было большой честью то, что он, рожденный в России, переживший Холокост, поведет еврейский поезд в святой город.


Прошли годы, и рабби Шломо Майданчик был избран председателем Объединения хасидов Хабада в Израиле и обзавелся многочисленными знакомствами и связями в среде руководителей страны. Его личными друзьями были Менахем Бегин, Ариэль Шарон, Ицхак Рабин, Ицхак Шамир и Шимон Перес. Благодаря этому, рав Шломо принес много пользы как иудаизму в целом, так и Хабаду. Возможно, следующая история поможет раскрыть некоторые из тайных источников его влияния.


В 5721 (1961) году Шломо Майданчик был на аудиенции у Любавичского Ребе, который сказал ему, что как мэр Кфар-Хабада, он должен встретиться с мэром Нью-Йорка, евреем, Авраамом Бимом. На встречу прибыла многочисленная делегация, во главе с рабби Шломо, который ни слова не говорил по-английски (в составе делегации был и мой благословенной памяти отец рав Шолом-Довбер Вольф, который тогда работал пресс-секретарем израильского Хабада). Это было в дни праздника Суккос; хасиды принесли с собой арба миним, и рав Шломо предложил Аврааму Биму исполнить заповедь нетилат лулав. Мэр Нью-Йорка надел кипу и с радостью произнес благословение. Потом Шломо Майданчик обратился к мэру на идиш: «Я слышал, что у вас в городе есть финансовые проблемы, у нас их тоже хватает… Знайте, что преодолеть любые неурядицы можно только силой радости. Хасиды всегда радуются жизни, а когда еврей пребывает в радости, Г‑сподь помогает ему». Улыбка на лице и радость в сердце — это были отличительные черты рабби Шломо. Он был убежденным оптимистом. После его смерти, многие известные люди страны писали, что особенностью этого выдающегося праведника была большая любовь ко всем человеческим существам, даже если все их заслуги состоят лишь в том, что они потомки Адама…


* * *


На этой неделе в конце главы «Ръэй» мы читаем о шлоша реголим — трех еврейских праздниках, которые во времена существования Храма сопровождались обязательным паломничеством в Иерусалим. Это Песах, Швуэс и Суккос, каждый из которых евреи обязаны праздновать в радости. Однако, вчитываясь в текст Торы, мы обнаружим нечто весьма интересное. Про Песах не сказано прямо, что в эти дни нужно радоваться (Дворим, 16: 1–8). Сообщая затем законы празднования Швуэс, Тора уже повелевает: «И радуйся пред Г‑сподом, Б‑гом твоим» (там же, стих 11). В стихах же, посвященных празднику Суккос, повеление радоваться повторяется дважды: «И веселись в праздник» (там же, стих 14) и «и будешь только весел» (стих 15). Мы замечаем, что от праздника к празднику идея «радости» расширяется и усиливается. В Песах радость только что вышедшего из Египта еврейского народа отличается сдержанностью, носит внутренний характер. В Швуэс радость уже должна быть более открытой: евреи радуются тому, что получили Тору, но это по-прежнему радость, связанная с духовным даром. Когда наступает Суккос, праздник, в который Тора дважды повелевает веселиться, и более того — об этом было сказано и раньше: «И веселись пред Г‑сподом, Б‑гом твоим» (Ваикро, 23: 40), эта радость должна быть гораздо большей и всеобъемлющей, потому что она проистекает из того, что сам праздник связан со сбором урожая с полей и виноградников. Это житейская радость, к которой может примкнуть каждый.


Так на самом деле каждый день праздника Суккос мы пребываем в приподнятом настроении, испытывая симхас бейс ѓашоэйво («радость возлияния воды [на жертвенник]»). И больше всего мы радуемся в последние дни праздника — Шмини-Ацерес и Симхос-Тойре. Тогда радость вырывается, как клубы пара из паровоза, мчащегося на полном ходу!


…Любавичский Ребе в одном из своих писем объясняет, что цель радости праздников, о которых мы читаем на этой неделе, — дать нам достаточно сил, чтобы быть счастливыми и веселыми круглый год. Суккос уже совсем скоро — пора начинать накапливать силы, чтобы мы могли порадоваться празднику, как полагается.